«Православие и противление злу»
В связи с высказанным мною на одном из форумов требованием остановить помощь киевской хунте украинских убийц со стороны различных структур РФ, некоторые олибералившиеся как бы «христиане» с «запудренными» иудеями мозгами, стали меня обвинять в том, что я не следую их ереси «либерастическо-непротивленческого мазохизма». Войдя на этот форум, я увидел, что обитатели этого форума, видимо насмотревшиеся на умопомрачение подобных «христиан», стали исповедовать совершенно то же, что исповедуют как бы «православные» еретики. Стали провозглашать, что православие есть религия «похоронного марша», да «подставления щёк» по любому мыслимому случаю. А, между тем, неправы, и те, и другие.
Мне, как христианину, подобает упражняться в смирении, и когда лично меня начинают оскорблять «ни за что», или обвинять в чем-либо с провокационной целью, следует вспоминать о том, что подобные выпады служат хорошим индикатором неизжитой гордыни, да и говорят о том, что всё сказано правильно, и вызвало неудовольствие нечистых сил, чему следует радоваться. Следует помнить и слова Апостола: «Сие напоминай, заклиная пред Господом не вступать в словопрения, что нимало не служит к пользе, а к расстройству слушающих» (2Тим. 2:14).
Однако когда речь идёт об извращениях веры православной, о подмене понятий, когда ересь начинают называть «православием», я не должен молчать, тем более, что в таких случаях вполне уместно предположение об умышленном извращении, о намеренной «идеологической диверсии», навязывании превратного представления о необходимости для христианина «толерантного» отношения к злу. В наше время это явление имеет место на каждом шагу. Однако, злу, даже словесному, необходимо противостоять, тем более что для этого есть все необходимые канонические обоснования. Ну, а, как тема подмены понятий и навязывания превратных представлений далеко не нова, то, есть достаточно хорошо аргументированных с православных позиций возражений извратителям, и нет необходимости «изобретать велосипед» в противостоянии им. Довольно выложить готовый материал, и не тратить чернила понапрасну. Что я и сделаю в этом случае.
http://profilib.com/chtenie/94198/andrey-savelev-obraz-vraga-rasologiya-i-politicheskaya-antropologiya-125.php «Андрей Савельев - Образ врага. Расология и политическая антропология»
Апостол Павел в знаменитом Послании к римлянам говорит: "Начальник не зря носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое". Св. Афанасий Великий, епископ Александрийский (IV в.) в одном из своих Посланий указывает: "непозволительно убивать; но убивать врагов на брани законно, и похвалы достойно. Тако великих почестей сподобляются доблестные во брани, и воздвигаются им столпы, возвещающие превосходные их деяния". При этом православная традиция все же требует духовного очищения в случае убийства на поле брани. Преподобный Иосиф Волоцкий (XV в.) говорил: "Если и убьёт кто по воле Божией, то всякого человеколюбия лучше убийство то. Если же и пощадит кто вопреки воле Божией, то страшнее всякого убийства будет та пощада".
Во все века христолюбивые воины благословлялись у своих пастырей не для того, чтобы разводить дискуссии с врагом, а чтобы убивать. Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского на битву с полчищами Мамая, зная, что быть на Куликовом поле страшным убийствам. Православные пастыри служили по Требнику "Чин освящения воинских оружий", чтобы защищать, пусть даже убивая. Поэтому нелепостью можно считать как-то попавшее на телеэкран напутствие священника отбывающим в Чечню спецназовцам: не убий!
Преподобный Серафим Саровский (XIX в.) говорил: "Даст Господь полную победу поднявшим оружие за Него, за Церковь и за благо нераздельности Земли Русской. Но не столько и тут крови прольётся, сколько тогда, как когда правая, за Государя ставшая сторона получит победу и переловит всех изменников, и предаст их в руки правосудия. Тогда уже никого в Сибирь не пошлют, а всех казнят, и вот тут-то ещё больше прежнего крови прольётся, но эта кровь будет последняя, ибо после того Господь благословит люди Своя миром и превознесёт рог Помазанного Своего, благочестивейшего Государя Императора над землёю Русскою".
В данном случае речь, вероятно, шла о польском восстании, грозившем вновь поднять Европу на войну против России. Казнь изменников, казнь по суду, таким образом, является делом праведным - во спасение Земли Русской. И только в таком ключе и следует понимать христианское смирение перед волей Божией.
Православная традиция милостива лишь к поверженному врагу и вовсе не отрицает убийства как такового. "Не убий!" - заповедь ветхозаветная, останавливающая дикие нравы древнееврейской общины времен Моисея, для закрепления которой казнь преступника была допустимой и желательной. "Не убий!" - заповедь внутри общины единоверцев, где утвердился хоть какой-то нравственный порядок, и это более высокая степень солидарности в сравнении с языческим "око за око, зуб за зуб".
Правда Православия не жестока, но и не бессильна. И в этом смысле приобщение русских к иным религиям ради "раскрепощения" некоей воинственности, будто бы скованной в русской национальной традиции, опасно духовным саморазрушением - впадением в дохристианское языческое варварство, где убийству и жестокости в отношении не только врага, но и просто чужого, не было пределов.
Жестокость возможна и необходима не только к чужому, но и своему. Социальный порядок не устанавливается уговорами и непротивлением злу. Это запуганный и деморализованный обыватель боится воочию наблюдать наказание, поскольку его страшит мысль о том, что он сам может оказаться на месте подвергаемого экзекуции. Полноценный гражданин понимает, что социальный порядок необходимо защищать, а государство основано на монополии на насилие. Да, эстетики в публичной порке мало. Но, с другой стороны, прятать от глаз публики наказание - значит лишать наказание социальной функции. Именно: лишать потенциального преступника страха перед публичным позором. Тайное преступление оказывается вынесенным на люди как позорное, явное и циничное. Публичное наказание становится общим делом власти и общества, спрятанное от глаз публики - тайной власти, которая оказывается недоступной гражданину, постепенно забывающему свой долг лично защищать свое государство.
Законопослушность, вошедшая в плоть и кровь народа возникает вовсе не от гуманизма правителей. Иные народы хвалят за то, что у них нет воровства. Это миф о "добром дикаре", рожденный полтора века назад. В действительности преступления изживаются жестокими наказаниями и публичным позором. Если бы на Руси ноздри рвали только за воровство, а не за все подряд, этот порок к нашему времени был бы изжит. Теперь же мы полагаем себя настолько цивилизованными, что даже публичной порки начинаем стыдиться как варварства. Тайное наказание преступника превращается для обывателя в способ отгородиться от теневой стороны жизни и сделать вид, что все это его не касается. В тоже время обыватель с удовольствием смакует криминальные хроники и купается в море запредельных мерзостей, собираемых журналистами. Все это притупляет восприятие и также дает обывателю ощущение неуязвимости: все происходит не с ним, это другой мир. В мозг обывателя вползает убеждение, что преступник практически всегда либо не найден, либо неподсуден, либо оправдан.
Благодаря усилиям работников СМИ преступление стало публичным. Особенно почувствовали это террористы и киллеры - любой теракт будет тут же сделан достоянием общественности. При этом наказание либо вообще можно не принимать во внимание, либо оно состоится сильно погодя, когда интерес к совершенному многие годы назад преступлению будет минимальным.
Конечно, современное общество не может отвечать преступнику "подобным за подобное" или стремиться к ущербу для преступника, превышающего ущерб от его поступков. Это лишало бы наказание нравственной функции - в наказании может быть и милость к падшему. Но "неподобное" наказание может быть, во-первых, нравственно крайне тягостным (как является таковым лишение свободы), а во-вторых, показательно жестоким именно своим "неподобием". Мощнейший инструмент воздействия на криминальные наклонности в обществе является публичность - как альтернатива всегда скрываемому от общества способу совершения преступления.
Есть простые средства позора для преступника, которые ныне считаются достоянием истории и темной стороной прежних правоохранительных практик. В то же время такой простой вариант позора для преступника, как стояние у позорного столба, никак не выглядит антигуманным. Неужели позорный столб так сложно вместить в наши порченые либеральной демократией головы?
В России мы допустили, чтобы частные предприниматели разбирались между собой частным образом - с применением криминальных методов вплоть до заказных убийств. Публичный позор для предпринимателя - например, долговая яма - куда гуманнее "разборок", применяемых ныне для разрешения деловых споров.
Воспитательная функция наказания для всего общества в целом требует, чтобы гражданская казнь для изменника Родины была публичной - это куда как эффективнее, чем судебные процессы, которые судьи все больше начинают секретить, а журналисты перевирать.
В российском обществе подавляющее большинство выступает за возвращение смертной казни в практику наказания за особо тяжкие преступления. Вместе с тем, стремление остановить преступника лишением жизни или отомстить ему за зверства, может в значительной степени рассеяться, если предложить казнь исключительно публичную. Публичность вызывает отторжение своей подчеркнутой "антиэстетичностью", варварством. Многие вспоминают картины казней в Грозном - когда бандиты-мятежники, будучи сами головорезами и садистами, расстреливали бандитов-уголовников. Но если люди (большинство общества) признает необходимость смертной казни для особо опасных преступников, то не будет ли публичная казнь честнее, чем тайное убийство выродка в каком-нибудь подвале?
Смертную казнь представляют как варварство. Казнью наказывают преступника так жестоко и зверски, что мы не хотим этого видеть. Вместе с тем, либеральная публика, молящаяся на США, как-то позабывает, что там смертная казнь действует и приговоры приводятся в исполнение - иногда даже в прямом эфире для телезрителей, требующих все больших экранных жестокостей при полной безмятежности в повседневном существовании. В Саудовской Аравии тоже есть публичная казнь. Она страшит нас тем, что казнь назначена по таким составам преступления, которые в нашей традиции столь жестоко не карались. Нас почему-то меньше пугают американские бомбардировки густонаселенных районов. В своих войнах американцы "наказывают" случайных прохожих, подвернувшийся под бомбу роддом, автобус и т. д. Казнь происходит не поголовно, а "по площадям". И все это мы готовы терпеть. Казнь же для преступника с конкретным составом преступления нам трудно вынести.
Если мы мыслим возможность войны, если недолго страдаем от картинок американских бомбардировок, то мы обязаны мыслить и возможность наказания смертью за смертное преступление - точно так же, как смертный грех ведет к смерти. Иногда смертный грех может вести и к смерти от правоохранительной системы, а из этого "иногда" может быть и еще одно "иногда" - публичная казнь в особо исключительных случаях.
Напомним о публичных казнях трусов и предателей, которые практиковались во всех (вероятно, без исключения) воюющих армиях. Их вешали на площадях и расстреливали перед строем. Это, конечно, было "недемократично". Но только так государство может спастись, а нация выжить в условиях тягчайших испытаний. А что мы имеем сейчас, как не последовательное сползание в пропасть безгосударственного положения и фактического уничтожения нации (наркотиками, депопуляцией, раздачей природных ресурсов, коррупцией и пр.)? Чрезвычайно ли положение де-факто, чтобы объявить его де юре? Если пора, то каковы меры подавления уничтожающего нас противника?
ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА PROFILIB © 2012–2016